TO OSTATNIA-3

5. Оплот Экстремизма

[img_assist|nid=3032|title=|desc=|link=node|align=none|width=400|height=260]

Повальный Экстремизм и все канонические смертные грехи (а также грехи неканонические и апокрифические) планировали обнаружить в моей комнате. Всё, что оттуда можно было изъять и утащить силами двух оперов, следовательницы и двух СОБРовцев, заведомо и неотвратимо должно было пахнуть Ересью и Экстремизмом. То есть всё, кроме тяжелой мебели: шкафа, книжных полок, четырех сундуков и тумбы из-под компа.

Между тем комната являла собой творящуюся Вселенную, где Космос с переменным успехом сражался с Хаосом. У окна росло Мировое Древо Иггдрасиль, принявшее образ фикуса в кадке. Мировое Древо тоже нельзя было вынести — оно невыносимо по определению. Прежде чем стать Мировым Древом, фикус долго путешествовал по квартире, отказываясь расти. Затем обосновался у меня, решил стать Мировым Древом и вырос до небес.

Вселенское Солнце изображал обруч с цветными лентами, висящий на стене под потолком. На стене напротив, на челе бога подземного мира Эрлика, красовался Месяц. На всякий случай на компе была еще настольная лампа. Других светил не было - люстра перегорела еще в эпоху Всемирного Потопа (соседи с верхнего этажа летом сняли батареи и уехали на дачу, а сантехники как раз решили проверить сети и пустили в батареи воду — плавал в кипятке весь подъезд). Возле Солнца глядела с холста Дама в небесном, возле Месяца — с рваной мешковины - студентка филологии с растрепанными волосами, в сером свитере и кожанке. Другой холстины, чтобы ее живописать, в свое время не нашлось.

Вход в комнату охраняли Мефистофель, дух Фауста, и Ауэрхан, дух Вагнера — конечно, не композитора Рихарда Вагнера, автора «Полета Валькирий», а чернокнижника Кристофа Вагнера, ученика Фауста и создателя Гомункула. Сам Фауст, Елена Троянская и Маргарита примостились обок. Иные персоны фаустовского цикла рассыпались, где попало — Гомункул спрятался в углу, Иоанн де Луна с индейской принцессой затаились за рулоном холста.

Самые ужасно-магические куклы висели у моего спящего изголовья, рядом с Эрликом: Демон смерти, Дэв в рубище, чудовище Тараск - символ Тараскона, Шаманка с колокольчиками, туранские воины и картинка с белыми единорогами. Они должны были отгонять плохие сны. Можно было взять иранских воинов вместо туранских — в «Шахнаме» они были лучше, - но уж слишком сентиментальны по сравнению с туранцами — те просто головорез на головорезе, никаких страшных снов не пропустят. Интересно, что творилось в голове у СОБРовца, когда он меня будил в подобном окружении. А это он еще Смерти с косой не видел, она возле форточки качалась на ниточках. А может, ничего не творилось - зачем ему лишняя мыслительная деятельность, если есть кувалда.

На полу валялись длинные гуцульские топоры, на книжной полке висели чаки, а возле них маленький деревянный краковский еврей дудел в волынку.

Собственно все вышеперечисленное — это был Космос, а Хаос обычно концентрированно пребывал в самом большом сундуке в виде тряпок и всякой другой протоплазмы, из которой делались куклы. Хаос в такие моменты расширялся из сундука и захватывал все окружающее пространство, и после актов творения его надо было собирать и концентрировать обратно. Когда опер при обыске залез в Хаос, я терялся в догадках: поглотит ли Хаос его и утащит сквозь сундук в Черную Дыру (а на меня повесят 105-ю статью), или побрезгует. Хаос побрезговал.

А еще было много нот. Просто завалы нот. Не могу определиться, Хаос они или Космос.

6. Война с Мурзилками

[img_assist|nid=3033|title=|desc=|link=node|align=none|width=400|height=360]

Обыск в Оплоте Экстремизма начался с водружения в центре комнаты Священной Табуретки. Взяли ее с кухни. Сверху опера водрузили следовательницу с кипой бумаги и начали ей перечислять изымаемый Экстремизм. То есть всё подряд за редким исключением.

Первым исключением были чаки. Их от греха подальше сунули под Священную Табуретку, но изымать не стали. Как не стали изымать ни походные ножи, ни гуцульские топоры, ни древний многочисленный слесарный инструмент, доставшийся от предков. Всё это только почему-то старались держать от меня подальше.

Чаки были тренировочные деревянные, на цепочке. Купил я их потому, что они были такие все из себя красивые, дешевые и навевали легенды о борьбе японских крестьян за рис и волю. Практически же они мне на фиг были не нужны. Попробовал я их покрутить, шарахнул себе два раза по спине и решил, что генов японских крестьян во мне, видимо, нет, а потому искусство кобудо (владение сельхозинвентарем и подручными предметами) можно оставить до лучших времен.

Изъяли плакаты против вырубки парка на ул. Ямской — рубили его прошлой осенью («Это наш парк!», «Долой уплотнительную застройку!», «Народ всегда прав» и так далее). Потом в завалах ватмана нашли древний плакат времен ранней безделовщины* «Чубайс! Хватит торговать родиной!» Плакат этот относился к позапрошлой предвыборной кампании в Госдуму, когда партии сильно чмырили друг друга чужими руками. Было таких плакатов много, никому они затем были не нужны, и я стырил несколько штук на ватманы, чтобы на другой стороне рисовать. Все изрисовал, а этот был испачканный с другой стороны, потому и остался.

Изъяли системный блок компа. Изъяли еще один системный блок, который мне принесли на детали - он сменил несколько владельцев, последним была одна из моих сестер — регент хора православного храма. Когда его вскрыли потом в следственном управлении, он оказался забит нотами церковно-славянских песнопений. Так мой экстремизм приобрел неожиданную религиозную окраску. К счастью, ни тюбетейку, ни еврея с волынкой не изъяли — иначе бы пришили и фундаментализм, и жидомасонский заговор.

Изъяли диктофон с единственной записью - польским танго Ежи Петерсбурского «To ostatnia nedziela» («Последнее воскресенье») 1935 года, в русской версии более известное как «Утомленное солнце» (здесь есть в мужской версии, здесь в женской). Весьма экстремистское танго - главный его герой явно потенциальный шахид или пистолерос.

Изъяли весь коллекционный самиздат независимо от причастности к политике, не побрезговали даже раритетами грани 1980-90-х. «Новый Свет», «Наперекор», «Автоном», «Ситуация», «Сквот Клизма», «Ёд», «Дезертир», «Еретик», «Тум-балалайка», «Прямое действие», «Метафизика», «Что делать?», «Ультиматум», «Тротиловый эквивалент», панковские зины и т.д., коллекцию листовок и стикеров. С иностранным самиздатом порешили так: если есть картинки — изымать, если нет — не изымать. Не переводить же всё это!!! Набили себе толстый конверт газетами на испанском, каталонском, и даже на языке басков — лишь бы с картинками. На польском всё забрали подчистую, все брошюры, хоть и без картинок. Даже контакты учащихся прошлогодней летней школы в Кракове и осенней полонийной встречи в Санкт-Петербурге. Они что, с обысками там решили нагрянуть? Ягеллонский университет штурмом брать? Питерское консульство? Мэрию Кракова? Вавельский замок?

Предложил им заодно журнал «Мурзилка» изъять, «Веселые картинки», «А почему?» и «Мишу». Где-то еще «Колобок» был и «Вопросы литературы». Не взяли. Зато «Ямскую слободу» взяли, «Художественный журнал» про 1968 год и «Вечернюю Тюмень»**.

Взяли все CD и DVD-диски, кроме тех, где название напечатано типографским способом. Даже пустые болванки собирались тащить, но потом передумали. Утащили записи казачьих хоров и отсканированный на диск сборник Листопадова. Я им говорю: «Ну на фига вам сборник Листопадова? Это ноты донского фольклора!» А они уперлись: раз диск — значит, потенциальный Экстремизм.

Все журналистские блокноты. Все дневниковые записи. Тетрадь, которую в Польше вел, тоже потащили сначала, но потом посмотрели, что ни хрена не понятно — и оставили. И тетрадь с песнями некрасовцев оставили. Спрашивают: «Что это?» «Песни», - говорю. А тетрадь с английским утащили. И нашли где-то и утащили допотопную тетрадку с инструкциями по MS DOS и Norton Commander! Письма перерыли и побросали кое-как обратно. И валялись потом по полкам письма моей давно мертвой подруги. И как их после этого назвать, кто обыскивал? Кроме мата у меня нет слов.

Ненужные исчерканные бумаги, который вечером не успел выкинуть, тоже все подобрали и уперли.

Нашли старую загрузочную дискету. Тоже уперли. Взяли флэшку. Взяли бы и вторую, но я решил, что больно им жирно будет, и вторую сбросил в ящик с хламом, где не найдут - не нашли.

Фотографии забрали — не все, правда. Двенадцатилетней давности оставили. Но не помню я уже того Рустама двенадцатилетней давности.

Странно, что бар не разграбили. Гордые бутылки вин «проклятых девяностых» продолжали непоколебимо стоять на полке. Ненадолго.

* Саша Безделов — тюменский политтехнолог, был активен в середине 2000-х, в том числе делал митинги, от которых осталось много ватмана, чистого с одной стороны.

** Всё перечисленное в абзаце - официально зарегистрированные издания; «Ямская слобода» и «Вечерняя Тюмень» - тюменские газеты, остальные - центральные журналы