Восстание: организация пространства.

День 14 декабря, собственно, и заключался в этом кровообращении города: по уличным артериям народ и восставшие полки текли в сосуды площадей, а потом артерии были закупорены и полки одним толчком были выброшены из сосудов. Но это было разрывом сердца для города, и при этом лилась настоящая кровь.

Меня спрашивают о впечатлениях во время ареста. (20 марта 2010 года потребовалось 20 сотрудников ППС - ОБЫЧНАЯ МИЛИЦИЯ НЕ СПРАВИЛАСЬ - чтобы отбить меня у примерно 20-30 человек, собравшихся поддержать Сергея Зайкова на митинге за его освобождение из-под стражи. Судили меня с 17 до 23 часов того же дня, и мировой судья Корнеева Татьяна Сергеевна (адрес неизвестен) назначила мне 15 суток адм. ареста. При обжаловании другая судья скостила арест до 12 суток.)

Арест я отбывал в спецприёмнике (СПС ЛААП), который находится в полуподвальном помещении Советского РОВД г. Томска. Там есть небольшая библиотека, где я и брал книги. А в перерывах между написанием обжалований и судебными заседаниями, которые стали возможны при поддержке томского общественника из села Тимирязевское Геннадия Ивановича Кузнецова, я читал эти книги. Учебник по экономической географии, на котором в 9 классе я не заострял внимание, оказался неожиданно интересен. А проза Юрия Тынянова «Кюхля» (о лицейском товарище А.С.Пушкина) стоит в одном ряду с учебником Эрнесто (Че) Гевары о ведении партизанской войны. Привожу эти меткие строки о декабрьском восстании 1825 года.

«Петербург никогда не боялся пустоты. Москва росла по домам, которые естественно сцеплялись друг с другом, обрастали домишками, и так возникали московские улицы. Московские площади не всегда можно отличить от улиц, с которыми они разнствуют только шириною, а не духом пространства; также и небольшие кривые московские речки под стать улицам. Основная единица Москвы – дом, поэтому в Москве много тупиков и переулков.

В Петербурге совсем нет тупиков, а каждый переулок стремится быть проспектом. В нём есть такие улицы, о которых доподлинно неизвестно, проспект ли это или переулок. Таков Греческий проспект, который москвичи упорно называют переулком. Улицы в Петербурге образованы ранее домов, и дома только восполнили их их линии. Площади же образованы ранее улиц. Поэтому они совершенно самостоятельны, независимы от домов и улиц, их образующих. Единица Петербурга – площадь.
Река в нём течёт сама по себе, как независимый проспект воды. Петербургские жители теперь так же, как столетие назад, не знают других рек, кроме Невы хотя в Петербурге есть ещё и невские притоки. Притоки эти слывут под тем же именем Невы. Независимость реки побуждает её хоть раз в столетие к восстанию.

Петербургские революции совершались на площадях; декабрьская 1825 года и февральская 1917 года произошли на двух площадях. И в декабре 1825 года и в октябре 1917 года Нева участвовала в восстаниях: в декабре восставшие бежали по льду, в октябре крейсер «Аврора» с Невы грозил дворцу.

Для Петербурга естественен союз реки с площадями, всякая же война внутри его неминуемо должна обращаться в войну площадей.

К декабрю 1825 года этот союз был следующим: … <…>
Восстание 14 декабря было войной площадей.
По каналам улиц тёк на Адмиралтейскую и Исакиевскую площади народ, по ним же шли полки, сначала восставшие, а затем правительственные.

С Разводной (Дворцовой) ездил на Адмиралтейскую и доезжал до львов Лобановского дома Николай.
Разводная и Исакиевская, где стояли правительственные полки, молча давили Адмиралтейскую, где волновался народ, и Петровскую, где были революционеры. Они заперли Петровскую с трёх сторон и скинули революционеров в реку, а часть втолкнули в ворота узкой Галерной улицы.

День 14 декабря, собственно, и заключался в этом кровообращении города: по уличным артериям народ и восставшие полки текли в сосуды площадей, а потом артерии были закупорены и полки одним толчком были выброшены из сосудов. Но это было разрывом сердца для города, и при этом лилась настоящая кровь.

Отдельные герои этого дня только бегали по улицам, пригоняя кровь города и России – полки – к площадям, а по большей части даже топтались на одном месте. Весь день был томительным колебанием площадей, которые стояли, как чашки на весах, пока грубый толчок николаевской артиллерии не вывел их из равновесия. Решили площади, а не улицы <…> ».

Юрий Тынянов «Кюхля», Новосибирск 1987, Новосибирское книжное издательство, стр. 222-224.