К годовщине путча 1991 года: "Августовские баррикады"

http://ru.indymedia.org/newswire/display/15362/index...
Сейчас вроде бы как поднимается волна новых воспоминаний и обсуждений событий августа 1991 г. в связи с их пятнадцатилетием. Попросили даже написать в анархический самиздат свое мнение. Тут переплелись в узел сразу несколько тем и проблем. Я же хочу остановиться только на одном – непосредственно на самих баррикадах.
Старался как-то избегать частого употребления местоимения «Я». Получалось с трудом. Писал на одном дыхании, чтоб успеть. В общем, публичная мастурбация «к дате». Разумеется, это, не все, что у меня всплывает в памяти при упоминании о баррикадах 91-го. Постарался людей упоминать как можно меньше, хотя помню гораздо больше. Особенно лиц. Но, формат не позволяет другого объема.

19 августа застало меня среди археологов, раскапывавших Казанский собор на углу Красной площади. День был пасмурный, все пришли на работу угрюмые, прослушав сообщения по радио. В середине дня начали раздаваться крики и шумы со стороны Манежной площади. Прямо из раскопа, в чем был, я побежал смотреть что же там такое происходит. Оказалось, что там народ пытался не пускать колонны бронетехники. Все были как-то удрученно-воодушевлены. {На протяжении всей перестройки, помню, у участников политического неформалитета было ощущение того, что вот-вот все рухнет и наступит диктатура. Общим местом были стихи : Товарищ, знай, пройдет она, Так называемая «гласность», И вот тогда госбезопасность Припомнит наши имена.

С начала 1991 г. стали сгущаться тучи. Войсковые операции против общественности в Закавказье, Прибалтике, решение о возможном патрулировании улиц страны совместными патрулями МВД и МО. Так что психологически мы чувствовали себя готовыми к коллизиям. Даже, обуяла некоторая радость: наконец-то. Типа «чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю».} На площади народ бросался перед бронетехникой на асфальт, выстраивался в живые цепи. Ментов не было, и людей никто не разгонял, а военные не решались давить людей и останавливались. Улюлюканьем и аплодисментами собравшиеся праздновали разворот колонны. Все понимали, что колонна пойдет по другим улицам. Но здесь-то мы ее не пропустили! Там я встретил старого товарища Ярика Леонтьева. Он в этот момент работал журналистом на русском конгрессе, проходившем в гостинице «Россия». Их съемочная группа собиралась к Белому Дому, ну и я, разумеется, поехал с ними, лишь заскочив переодеться. {Фактически всех сотрудников археологической экспедиции я потом встретил на баррикадах.}

К зданию БД со всех сторон стекались ручейки людей. По периметру на прилегающих улицах были кое-где навалены груды арматуры и железо-бетонных конструкций. {Я так до сих пор и не понимаю, когда и откуда они там взялись.} У 19-го подъезда мы встретили нескольких анархов, да и вообще людей, того круга, который уже позже стал именоваться «неавторитарными левыми». Ну понятно место сбора. Съемочная группа отсняла кассеты и стала пробираться обратно, вручив мне для отвода глаз отснятый материал. Ну, что ж. Можно съездить домой, поесть-умыться-переодеться и пробираться в «Россию» с кассетами. Станция «Площадь Ногина» была закрыта, Манежная площадь уже перегорожена военными. Пошел пешком по набережной. Кремль производил странное впечатление. Освещения никакого не было. Только у стены ходили люди в штатском с фонариками. Дошел до гостиницы, передал, и к БД, к п. №19. Все эти группы у подъездов в первую ночь – просто какая-то бессмысленность. Перед тобой – никакого рубежа обороны, за тобой – стеклянная дверь и вооруженные ельцинские части, у тебя никакого оружия. Для рекогносцировки я с парой человек полазил по ближайшим горам арматуры, что-то удалось себе выудить для морального спокойствия. Хотя, это «моральное спокойствие» скорее было в форме поднятия боевого духа. «Вот, теперь понятно, где и помирать придется.»

Стали готовить бутылки с зажигалкой. Наготовили целый ящик и поставили рядом. Под утро, пронесся слух, что наступление будет на рассвете. Все стали как-то готовиться, просыпаться, но тут выяснилось, что ящик-то с бутылками мы проспали. «Пришли из здания мужики и отобрали у дежурных.» Ну, что ж, значит барьер хотят из нас сделать… Но, до утра так ничего и не произошло. Утром началось какое-то просто массовое течение народа к БД, и со стороны Горбатого моста начался митинг. На исчисление народу на таких мероприятиях к тому времени глаз у меня уже был наметан. Народу – десятки тысяч. Проход к Зданию уже был оцеплен такими же как мы добровольцами с повязками на рукаве. Оказывается, там, в здании уже создан штаб обороны и формируются отряды.

Стало понятно, что так дальше торчать возле подъезда смысла нет. Кроме того – мимо проходит куча «нашей» публики – с хайрами, серьгами, в коже и т.д. {В то время неформалы почти что означало анархисты.} Пришел Кай и принес черный флаг Анархического молодежного фронта. {В феврале меня и Бузу исключили из КАС, а Костенко на том же собрании сам вышел. После этого в Москве стали создаваться анархические организации из бывшей касовской и околокасовской публики. Тогда были созданы Инициатива революционных анархистов (ИРЕАН) и упомянутый Анархический молодежный фронт (АМФ). АМФ мутили Кай и Дымсон. Мой друг Макс Кузнецов уговорил если не вступать туда, то как-то помочь. В 90-е годы Кайло стал функционером Партии любителей пива, а Дымсон – нацистом.} Нацепил флаг на двухметровый кусок арматуры, я поставил это сооружение возле нашего подъезда и принялся подписывать проходящих мимо серьгастых и хайрастых ({слово «нефор» чуть-чуть возникло позже}) «вступать в анархический батальон». Это очень не понравилось Червякову, который стал наезжать за то, что типа мешает проходу граждан. {Червяков сначала был ментом. Почему он вдруг потом стал анархистом остается только чесать репу. Он сотоварищи в к. 1980-х гг. создал Анархо-коммунистический союз и не вступил в КАС. Издавала их группа журнал «Буревестник». Вообще, надо сказать, норова исключительно аторитарного, с логикой прямолинейной. Любая публичная тусовка тогда становилась дискуссионным клубом. Так этот персонаж не стеснялся в случае чего пустить в дискуссии кулаки. Позже стал националистом, собственником журнала «Русский хозяин».} После препирательств, я отошел от подъезда и мы встали прямо при входе с митинга на этот подиум. Написали плакат «Здесь происходит прием в анархический батальон» и стали постепенно обрастать народом. Сразу же на месте решено было структурировать нашу растущую единицу. Начали создавать «десятки», т.е. группы из знакомых или типа того, чтобы самоуправлялись, а от них представитель на совет. Ну, и меня выбрали представителем группы. В какой-то момент начали подходить иногородние КАСовцы. {Как раз в этот момент в Москве проходила очередная конференция КАС.} Мне приходилось встречать потом самых стойких и преданных бойцов, так и просидевших возле подъезда №19, но, к тому моменту все его «население» как-то рассасываться. Появившиеся несколько иногородних КАСовцев решили присоединиться к нам. Они согласились со сложившимися правилами, создали свою десятку и выбрали Подшивалова представителем.

В это время в ельцинском штабе начали все более регулировать систему растущих отрядов и выстраивать оборону вокруг БД. Перед нами встал серьезный политический вопрос: Что делать? {Представьте себе психологическую ситуацию. Второй день путча. Первый мы выжили, а значит – «победили». На дворе, фактически гражданская война. Во что выльются эти отряды – не известно. Так что, такие вопросы были не праздными игрушками.} На совете представителей десяток мы решили, что во-первых, мы не за Ельцина, а против ГКЧП; во-вторых, именуем и впредь свое подразделение анархическим и сохраняем его символом имеющийся у нас флаг ({черный с буквой «А» в круге}); в-третьих, надо идти в ельцинский штаб и вписываться в систему формирующихся подразделений. В качестве представителя нашего совета решили послать Игоря Подшивалова, как наиболее представительно выглядевшего. Когда они уже уходили, я вспомнил один важный вопрос, не решенный на совете. «Игорь, им ведь обязательно надо будет записать начальника, так что не стесняйся, пиши себя командиром, а то кого-нибудь навяжут.» Два наших представителя отправились в штаб, а мы продолжали формировать батальон. Пока наши представители ходили, стало понятно, что формализация управления происходит по нарастающей. От штаба уже стали бегать «связные», «командиры отрядов» и их «заместители». Началась перегруппировка отрядов вокруг здания. Вернулись наши посыльные. Сообщили главное – нас записали как отряд обороны. Из этого вытекало что, нам предоставляется участок обороны и еще должны поставить на довольствие и дать рацию. {Увы, никакой рации нам так и не довелось увидеть, а все новости воспринимали через слухи.} «Макс, командиром я записал тебя, а себя заместителем» - сказал мне Игорь. Вот такой у меня за день произошел «карьерный рост» от изгнанника до командира.

Ближе к вечеру пришедший официальный представитель штаба повел показывать этот участок №6. Это был участок Садового кольца возле здания СЭВ и ступени этого здания. Нам были предоставлены заготовки баррикады из конструктора «Сделай сам». Садовое было перегорожено горой арматуры как раз перед подземным переходом. Рядом были груды железо-бетоннах плит справа. Слева, на ступенях СЭВа, которые как бы выдавались еще дальше перед нашей баррикадой, была своя груда арматуры. Эти арматуры отделяли нас друг от друга, фактически превращая этот аппендикс в самостоятельный участок. Сразу решили постараться разбить баррикаду на участки ответственности разных десяток. Десятку КАСовцев и других, как у нас говорили, «цивильных анархистов» я попросил Игоря встать именно на ступени СЭВ. {Впоследствии все цивильные анархи там и собирались. Эта часть баррикады как бы превратилась в совершенно самостоятельное подразделение, живущее по своему ритму и правилам. К примеру, куда они запропастились во время ночных событий с 20 на 21 и под утро 21, не припоминаю. Однако, помню как они опять появились вечером 21, пили, и к утру 22 опять растворились.} Потому, далее я буду под нашей баррикадой подразумевать только ту часть, что стояла непосредственно поперек Калининского.

Надо было начать играть в развлекательную игру «Сделай сам». Народ, который собрался на баррикаде, а поначалу это было человек шестьдесят, были в основном панки или «припанкованные». Пришли все одетые как на парад – в лучших кожанках, с поставленными и выкрашенными ирокезами ну и прочее. Вобщем, как на сейшн. И кучковался поначалу этот народ в непонимании – типа ну и чё? «Вы не понимаете, что если танки попрут, то нас просто передавят тут же?» - «Ну, понимаем, и чё?» Тут-то и пришлось брать «безвластие в свои руки», организовывать самоуправление и самодисциплину. Стали соображать что, как и куда таскать. Плиты частично можно было подтащить в четвером-шестером и закинуть на эту гору арматуры, но это были какие-то заплатки. Но, за этим делом как-то начали самоорганизовываться десятки, начали себе находить дело. Моя роль стала сводиться к инициативе и координации. Тут, к примеру, появились несколько панков-ПТУшников, которые нашли по соседству лежащий на боку бульдозер. Игра в «поставь бульдозер на гусеницы» воодушевила всех. Затем два панка завели его и давай двигать уже мощные плиты. Оба одеты на парад. Один с красным, ирокезом, с рабочей деловитостью вел бульдозер, и толкал плиты, другой, с зеленым ирокезом с такой же деловитостью шел впереди со словами «отойди, отойди». Баррикада таким образом стала представлять собой вал арматуры, метра полтора-два высотой, покрытый сверху парой слоев плит, лежавших полого на нашу сторону и немного нависавших в противоположную. Кроме того, край, обращенный к неприятелю был украшен колючей проволокой. Одна из десяток собирала пустую посуду, слила бензин из окрестных машин. Потом разлили его по бутылкам в нашем переходе. В результате, в переходе потом все дни стоял такой запах.

Следующим шагом самоорганизации были собрания десяток, на которых были выбраны тройки метателей. Один – тащит арсенал, другой – поджигает, третий метает. На них же была возложена обязанность контроля за бутылками. Для бутылок был создан склад под плитой, который посменно охранялся. Ну а насчет ручной арматуры, тут уж каждый сам себе промыслил. Одна из десяток взяла на себя связь со штабом. Они постоянно пытались выбить из штаба распределяющиеся продукты и сигареты. Но, по их словам все это в основном распределялось в непосредственной близи от БД. Проходить сквозь образовавшиеся за нашей спиной другие две линии обороны становилось все сложнее. {Напомню, что самая первая линия обороны была той самой героической обороной подъездов, ставшей теперь фактически тылом. Вторая линия проходила примерно там, где сейчас забор.}

Ну, вроде бы к ночи жизнь наладилась. Два костра у баррикады, начались песни. Насчет алкоголя на общем собрании было решено о жестком запрете. Чтобы не дискредитировать анархизм и не разлагать оборону. ({С завистью смотрю на себя тогдашнего. Это ж какой коллективный подъем духа панков должен быть! Не чета уже сепарировавшимся от нас тогда «цивилам»}). Не хочу идеализировать и рисовать пасторали. Народ конечно, дул, ну и не сказать что сухой закон соблюдал, но, к примеру, пару напившихся с баррикады прогнали. Они на ступенях СЭВа отсиживались.

Серьезной проблемой была доступность информации. У нас радио не было и у всякого прохожего пытались выяснить обстановку. «Ну, мы скатаемся за информацией!» и группа панков едет через площадь на баррикаду к гостинице «Украина». «Прикинь, там такие волки, бля, хирургия сидят все прикинутые, в косухах, банданах и на своих, бля, «Харлеях». Типа, перестремались, чё такое. А мы так, да неа, ничё, бля, просто за информацией приехали. А они – а чё на бульдозере? Дык, хули, это вам не харлей, бля.» Народ пребывал. И знакомый, и не очень. Все уже их инструктировали как себя вести, что делать, что нет. Прямо с только что закончившегося Запорожского лагеря протеста приехала группа саратовских анархистов. Ольга Пицунова сразу была выбрана их «десятником». Ночью 20 на баррикаде насчитывалось около 200 человек. «Десятки» насчитывали от примерно 5 человек до примерно 15.

Ночью наконец-таки пришла информация «в ружье». Появились не то танки, не то БТРы. Не то несколько штук, не то колонна. И двигаются они по нашему направлению. Штаб попросил/приказал нас разобрать один из углов баррикады для прохода оцепления им навстречу. Мы разобрали тот угол, что соприкасался со ступенями СЭВа. Вот уж не помню остался ли кто-то на самих ступенях. Разобранный участок баррикады контролировала десятка саратовцев. По-моему, штабом был даже какой-то пароль введен на вход внутрь. Мы сначала решили никуда не двигаться, потому, что здесь итак хорошо окопались. А там мы не сможем осуществлять реального сопротивления. Время шло, «демократы», как мы называли остальных людей, уходили вперед цепь за цепью, начали проноситься слухи о первых жертвах. Нам уже не терпелось. Вот одна десятка ушла вперед «на разведку», другая стала проситься. А тут к нам пришел посланец из штаба с очередным приказом выступать. Только, тут же запретили с собой иметь палки. Но, во-первых, у нас бутылки, которые тут же распределили между десятками. А во-вторых, палки решили посдавать на хранение специальным людям в десятках. Ну, и ладно. И пошли.

Долго выстраивалась цепочка, очень медленно продвигались вперед. Все устали от напряжения, постоянного стояния, ничегонеделания. Очень непросто было держать цепь. И вот, только построится цепь, только какую-нибудь песню затянем, и тут… И тут идет группа пьяных музыкантов – Кинчев, Сукачев и иже с ними. Чего-то выкрикивают и дубьем размахивают. Кто-то из наших за ними порывается увязаться. Насилу удается вернуть. И так раза три туда-сюда. Прибегает «разведка» и рассказывает как видели своими глазами «аж пять трупов, а одного раздавленного даже сами как раз и вытаскивали». Ну тут уж за точность подобных разведданных сложно ручаться. В этих топтаниях-блужданиях я потерял свой рюкзак с моей первой тетрадью стихов… К утру было решено возвращаться обратно. Глянь, а перед нашей баррикадой уже троллейбус зачем-то поставили. Часам к пяти начало светать, народ разошелся высыпаться. В полшестого (специально ведь смотрел на часы) приперлась эта компания музыкантов. Залезли на крышу троллейбуса перед баррикадой давай чего-то бренчать. Как это ни удивительно, в этот раз с нашей стороны к ним никто не присоединился. После того, как Кинчев навернулся с троллейбуса они все спустились и куда-то ушли.

Но и на этом все не закончилось. Наступающем утром к троллейбусу подкатили несколько БТРов и танков. Я побежал расталкивать всех, кто еще как-то остался. Отправил в штаб гонца. Прибежал представитель штаба и сказал, что это де «наши танки взяли в плен БТРы противника». Сейчас мало ли кто придет. На нас возлагается организовать своими силами оцепление. Начался ливень, посылаю человека за плащами и пленкой. На баррикаде осталось человек двадцать ребят лет по 13-15. {Сейчас-то им уж небось в районе тридцатника и разница в возрасте не велика, а тогда в свои девятнадцать я был для них взрослым.}

В общем, оцепление налаживаем, а тут-то как раз и потек поток новых сочувствующих людей. Тут бы нам и ощутить наше выгодное положение крайних – моральная поддержка, продукты, сигареты. Не тут-то было. Все продукты и сигареты стали передавать оцепленным нами солдатам. Только спустя часа три, солдаты стали отказываться принимать и отдавать нам. Ну, положение, в общем-то, в моральном смысле не из лучших. Часов в двенадцать бронетехнику увели, и все стало как-то буднично-празднично. После почти двух суток очень активного бодрствования меня просто срубало, а голос уже еле был слышен. Дождавшись возвращения Кая, я решил пойти умыться, созвониться с родными и отдохнуть часок. Благо моя девушка жила неподалеку, на Белорусской. Потом я чуть не неделю на нее обижался за то, что она меня разбудила не через час, а через три.

По возвращении на баррикаду я был поражен разительным переменам. Уже организованные, но вымотанные «бойцы» стояли на краю баррикады с нашим флагом. Над самой баррикадой развивался флаг конфедерации и стояла группа каких-то металлистов с двумя ящиками пива. Э нет, ребята. Это анархическая баррикада, я ее командир. У нас никаких флагов работорговых штатов и пива быть не должно. Если хотите, можете присоединиться, создадите собственную десятку, но только пиво сначала выпейте в другом месте. Тут наши уже закаленные бойцы ободрились и восстановили черный флаг над баррикадой. {Ну что сказать, я конечно, уже почти сутки чувствовал свою власть здесь, но и ответственность за этот, как сегодня выразиться «проект». Сегодня, кстати, насчет пива не стал бы так резко заявлять.}

Стал опять стекаться народ, примерно на две трети новый. Мы со «стариками» сразу начали их перековывать. С другой стороны, появилась довольно большая тусовка арбатских. Эта «десятка насчитывала больше 20 человек. Киса всячески пытался их «возглавлять». Зачем-то предложил мне стать моим заместителем. Наиболее запомнившейся мне момент: пытаюсь что-то донести до всех людей на баррикаде, но не слышу сам себя. Киса при мне по собственному почину выступает «рупором». {Парадоксально, но это вызывает некоторые сюжетные ассоциации.} Была еще одна группа каких-то совсем диких панков, которые все искали себе приключений, и в общем-то явно где-то пили рядом.

Этот день в основном прошел в налаживании хозяйственного и бытового «комфорта». А также в построении разных планов на ближайшее будущее, на развитие анархического движения, создание культурного центра, захвата Музея истории комсомола Москвы. {Музей мы безуспешно попытались захватить через неделю после баррикад. Культурный центр «А» в итоге был создан в 1993 г. Лучшим достижением его был «А»-клуб.}

Ночь проходила у 2 или 3 костров. Народ устало пел песни. Совсем уже ночью на баррикаде появился подозрительный персонаж. Выглядел он как гопник, одет был как бы с закосом под неформала во все черное, но цивильное. На ногах, что мне очень четко запомнилось как маркер – кроссовки. Он подходил к одному костру, к другому и начинал провоцировать людей. Типа, говно ваш Егор и песни его фуфло. {Мы-то тогда еще не знали, что Егор уже умер.} При этом тот крендель все время озирался и отходил куда-то будто там у него были люди. Напряглось сразу несколько человек. «Макс, видишь, там мутный чувак, не нужно вестись» - «Да я сам его наблюдаю». Но люди все были усталые, да и не злобные. Никто не велся. {Понятно, что можно было бы всех поднять, посмотреть, какой марки рояль у него в кустах, но все были настолько усталыми, что всем было вломы, наоборот хотели предупредить конфликтное развитие событий.}

Весь день приходили вести, что, де, ГКЧП проиграло. Под утро пришла окончательная официальная новость, что, де, все. Поскольку все уже было как-то тихо и решено, я решил опять-таки отдохнуть. Забрался во вскрытую нами дворницкую в «нашем» подземном переходе. И прошло каких-то минут двадцать-полчаса, как в дворницкую врываются мужики в одинаковых американских спортивных ветровках и с калашами. Начинают всех выводить по одному из комнаты и шмонать. Их шмон сразу был направлен на поиск бутылок и оружия. Переход весь насквозь пропах бензином! Выхожу из перехода, обращаюсь к тому, кто дает приказания. «Я командир этой баррикады, кто у вас старший?» В это время слышу шум со стороны баррикады и оборачиваюсь. Там начинается потасовка между нашими и ими. Перевес явно не на нашей стороне. Резко врываюсь в потасовку с криком «Поднимаемся на баррикаду». Получилось, что этот пробег образовал коридор. Наши все стоят на плитах. Повторяю свой вопрос к ним. В ответ «Вы за Ельцина?» - «Нет, мы за народ и против ГКЧП» - «Ну так все уже кончилось. Вам здесь делать нечего. Вы представляете угрозу».

Уже спустя два часа стало понятно, что под утро уже все расслабились, включая охрану возле склада с бутылками. Тот самый мутный чувак подбил тех самых диких панков и они покидали весь наш запас в стоявший перед баррикадой троллейбус. {Этот троллейбус потом отогнали к Музею революции как экспонат «боев 1991 г.» Кстати, и пара бутылок наших представляется там в экспозиции.} После этого тут же влетел этот отряд. Мы делаем собрание на плитах баррикады. Мы уже обсудили что нам делать дальше. ЭТА баррикада, нам уже по большому счету не нужна. Наши потери – один сломанный нос. Мы уходим. С нами не согласны и остаются только те самые «дикие панки». {Эти панки потом завели наш бульдозер и въехали на нем в винный. Там их и повинтили.}

Мы уходили с баррикады мимо горящего троллейбуса… Мы шли до Смоленки, потом мы свернули на Арбат. Нам встречались навстречу ликующие и поздравляющие нас, «победителей», люди. Они дарили нам сигареты, бутерброды, арбузы, и не понимали почему у нас такие не радостные лица… Если ко мне пристают с вопросом: как я отношусь к этому всему, хороши ли те баррикады или плохи, то, не мудрствуя лукаво, повторяю «мы не за Ельцина, мы против ГКЧП» со всем символическим наполнением этих сторон. И наша роль в тех событиях, и отношение властей к нам, по-моему, хорошо иллюстрирует последующее течение событий. А какая это была школа!

Макс К.