Дмитрий Глуховский: Пускай сдохнет

snob.ru

Ане тридцать. У нее свой бизнес — небольшой интернет-магазин, который торгует всяческими забавными аксессуарами. Услышала про новые налоги и сборы, которые собралась вводить Дума, и спрашивает недоверчиво: «Это правда? Это ведь конец всему!» То же говорит и Саша, который уже пятый год пытается поднять в Москве свое ресторанное дело. Мои знакомые.

И весь бизнес — пришел к министру финансов и говорит недоверчиво: «Правда, что ли? Ну скажите, что пошутили!» Министр ходокам в ответ: «Ваша позиция неконструктивна, тчк». Вы же были с нами, когда мы присоединяли Крым! За Крым-то все голосовали. Но платить? За что тут платить-то? И почему именно мы, как бы спрашивают Аня, Саша и РСПП.

Ситуация, действительно, новая. Раньше бесноватые государственные прожекты и свою частную жизнь власть финансировала за счет отсоса черно-коричневой жижи из недр Родины. Это народа не касалось: сосут и сосут себе пускай, нам-то и в лучшие времена от этих недр перепадало — бесплатное образование да медицина.

И я сам не хочу в нефти мараться. Ваша нефть, ваша! Мне не нужна она! Хлебайте ее, жрите, плещитесь в ней! Стройте на нее Сочи и дачи, танки и банки, завышайте сметы в десять раз, лейте ее себе в карман, хлюпайте ей на ходу. Вы ведь заслужили ее — вы ради нее предавали и угодничали, врали другим и врали себе, забывали о чести и достоинстве, унижали и уничтожали. Вы забрались на самую верхотуру пищевой цепочки. Теперь ваше священное право — не делать ничего, а только сосать черную жижу и обращать все, к чему прикоснетесь, в мертвое золото. Я никогда не видывал вашей нефти, и не хочу: я брезгую ею.

И, думаю, брезгуют ею все те, кто пытается создать в России свое дело.

Пока вы накачивали черной жижей свои желудки и свое самомнение, они просто работали. Они не построили себе дворца в Антибе и не купили футбольный клуб. Они не получают самой высокой в мире зарплаты, они вообще не получают зарплат: они кормят себя сами. Себя, а заодно еще и миллионы других людей. Свои деньги они зарабатывают, а не присваивают.

Для вас они всегда были планктоном, невнятной мельтешащей мелюзгой, в которой одна польза: она хотя б пробавляется как-то там сама по себе, не требуя жрать, в отличие от бюджетников. Пока жижи хватало, планктону было дозволено жить. Говорили о низких наших налогах для малого бизнеса, но помимо сборов были всегда и поборы: силовиков низшего звена вы тоже предоставили самим себе — вот вам планктон, чтобы есть. Плодитесь и размножайтесь. А мы, мол, покамест будем мир ворочать, потому что остальное нам уже наскучило.

Только вышло другое: грыжа от непомерной нагрузки. Хребтина хрустнула, кажется. Крым нам взяли, а он проклятый: теперь его всю жизнь в гору кати.

А жижа вместо густой и питательной стала водянистой, несытной; рубль провалился в тартарары со свистом. В желудках у вас заурчало тревожно. Вы поводите тяжелой башкой на артритной шее, пощелкиваете голодно зубами в пять рядов, ищете: кого б теперь схарчить? Да вот кого!

«Обложим-ка малый и средний бизнес оброком! Пусть платят нам за право дышать! За право быть пускай расплачиваются! Кто шестьсот тысяч в квартал, а кто пусть и шесть миллионов! Это уж как мы сами соблаговолим, потому что мы тут хозяева исконные, и вотчина эта — наша! Вот вам новый социальный контракт, смерды! А кому не нравится, у нас и другой есть: спросите-ка у полутора миллионов вашей деловой плотвы, которые по нарам сидят за то, что с властью не хотели договориться!»

В треклятой Америке другой контракт: там, именно платя налоги, гражданин приобретает право требовать с правительства и со штата. Там люди знают, что отрывают от себя, и хотят понимать зачем. Каждый в конце года высчитывает, сколько должен отдать государству. И за всякий грош просит у государства отчет. Там нежелание, чтобы потом заработанные шли на войны в Азии или на Ближнем Востоке эти войны в конечном итоге и останавливало. Там те, кто пробился во власть, всегда под микроскопом, всегда виноваты, всегда должны оправдываться. Там все деньги у государства — не народные-ничьи, а народные-поименно, и воровать их не так ловко и сподручно. То же и во всей треклятой Европе.

У них «налогоплательщик» превыше «гражданина».

У нас — ниже. «Гражданин» — хотя бы просто бессмыслица, пустой звук, обращение в троллейбусе к незнакомому мужчине, обращение милиции к задерживаемому. А «налогоплательщик» — заведомый уклонист, всегда виновный, условно осужденный и потому не имеющий права ничего взамен выдранных у него денег просить.

«Заткнитесь и давайте сюда свои бабки, — говорит им власть, утирая с губ черную жижу. — Не ваше дело, на что мы их будем тратить. На Крым на ваш-наш, на безумные мосты-туннели из ниоткуда в никуда за умопомрачительные миллиарды, на то, чтобы наши атомные подлодки и стратегические бомбардировщики сновали по всему глобусу, проверяя на слабо латышей, поляков, американцев, а заодно японцев, канадцев, австралийцев — для чего? А так вота! Потому что саечка за испуг, поэл? И вообще на раздутый военный бюджет, потому что с Ялтинской конференции в мире же ж ниче не поменялось, потому что Третью мировую можно же ж и выиграть, если че! Платите, лохи! Прыгайте, звените мелочью, выкладывайте ее на бочку и не спрашивайте у нас, почему танки и бомбардировщики, а не школы и больницы, не заикайтесь даже про то, сколько мы там оставляем себе за хлопоты с каждого налогового рубля — вона, Магницкий, которого мы даже писать правильно не будем, заикался, и где он? То-та! И ваще колхозный принцип слышали?! Чтобы корова меньше ела, но давала больше молока, ее нужно меньше кормить и больше доить. Так что давайте, помычали и буде, потому что промышленность ваша — она вообще-то не только молочная, но и мясная!»

Саша говорит: больше не могу. Если введут еще и эти новые налоги, уволю весь персонал и не буду тут делать больше ничего. Никогда. Аня говорит: если они и вправду заставят платить, я закрою дело, сдам квартиру и уеду в Индию. Я больше не хочу кормить это государство.

Корова сдохнет. Ну и пускай дохнет. Мертвечинка-то, она тоже ничего, хоть и окоченелая. Сгложут до костей, перезимовать хватит, а будущее нам неведомо, поэтому и заглядывать туда неча.