Дополнительное меню

"...диссертация призывает к нарушению Конституции РФ и закону РФ «О свободе совести и религиозных объединениях»": рецензия на диссертацию архиепископа Тобольского и Тюменского Димитрия (Капалина)

+1
0
-1

19 июня сего года в 09.00. в диссертационном совете ТюмГУ (ул. Ленина, 16, ауд. 113) будет защищать диссертацию на соискание ученой степени кандидата социологических наук Капалин Алексей Михайлович, более известный как архиепископ Тобольский и Тюменский Димитрий. Тема диссертации «Социальные функции института Русской православной церкви». Автореферат здесь http://www.utmn.ru/sec/1095. Обстоятельства защиты данной диссертации представлены в материале "Клерикализация отдельно взятого университета?"
http://golosa.info/node/3356
РЕЦЕНЗИЯ (ОТЗЫВ) НА ДИССЕРТАЦИЮ
Капалина Алексея Михайловича
«Социальные функции института Русской православной церкви»
на соискание ученой степени кандидата социологических наук
по специальности 22.00.04 – социальная структура, социальные институты и процессы
(Тюмень, 2009)
Несомненно, что изучение любых социальных институтов и их функций имеет важное значение и, более того, должно способствовать определению их места в структуре формирующегося гражданского общества России. В этом отношении представленное для публичной защиты диссертационное исследование А.М. Капалина «Социальные функции института Русской православной церкви» [1], по идее, должно помочь в ответе на ряд вопросов, стоящих перед личностью, обществом, государством, религиозными объединениями и общественными организациями. В определенной степени 190-страничная (вместе с приложениями) рукопись освещает те вопросы, но не всегда отвечает на них. По этой причине имеет смысл сосредоточить внимание не столько на достоинствах работы (они имеются, и, полагаю, будут высказаны при защите), сколько на ошибках и недоработках. Есть надежда получить ответ при публичной защите диссертации, поскольку не получил его после публикации своей рецензии в «НГ-религия» на монографию А.М. Капалина (заявлена как отвечающая теме диссертации).
1. Стоит напомнить, что научный анализ обязан быть взвешенным и обоснованным (а не эмоциональным и публицистично-лозунговым), что предполагает обращение к достоверным данным и аргументированные выводы. Поэтому изумляет уровень обобщения на С. 37 и 41 диссертации: «Но никто в стране не будет отрицать, что стержень державности и единства Российского государства основан на Православии» и «До 1917 г. РПЦ в Российской империи духовно объединяла огромную территорию, на которой проживали народы более ста национальностей, разных культур и религиозных убеждений». Единство страны во все времена держалось на патриотизме, ответственности и любви россиян к Родине, а религиозная принадлежность соотечественников была и остается важным, но не главным признаком гражданственности!
Конституция РФ в статьях 13 и 14 прямо указывает на светский характер государства и на то, что ни одна идеология не имеет право стать единственной (господствующей). Цитируемое высказывание А.М. Капалина расходится с этим положением и ставит под сомнение целесообразность диссертационного исследования, вступающего в противоречие с конституционными нормами.
2. В названии и во Введении к диссертации говорится об изучении социальной функции института всей Русской Православной Церкви (С. 10), а анализируются и привлечены материалы только по Тобольско-Тюменской епархии. Имея епархии и приходы в РФ и по всему миру, РПЦ использует различные подходы к процессам своей институализации, да и социум по-разному к тем процессам относится. Этого диссертантом не отражено, хотя РПЦ данное различие признает в своих официальных документах.
3. Предлагая диссертацию для защиты в светском Ученом совете, а не в богословском, А.М. Капалин должен придерживаться независимой, объективно-научной позиции в терминах, оценке и, тем более, в сфере межконфессиональных [2] и государственно-конфессиональных отношений. Даже в русской религиозной философии начала ХХ в. многие понятия уже были разведены: «Различие между социально-политической средой и Церковной определяется тем, что организационное начало в обществе есть человеческая личность, элемент психологический. Организационным же элементом Церкви является Бог, Личность Божественная, элемент духовный. В первом случае цели определяются человеком, во втором случае – Богом» [3]. Удивляет, что признавая это различие на С. 5, на С. 1 диссертант пишет противоположное: «Критики РПЦ с помощью своего социологического инструментария относят к "настоящим" православным всего несколько процентов россиян, указывая на то, что лишь крайне незначительная доля населения знает Священное писание и демонстрирует высокую активность в своем религиозном поведении».
Дело не в «критиках РПЦ» и каком-то «особом» инструментарии в оценке познаний догматики и правил поведения, а в различии подходов, т.к. в социологических работах [4] отмечена противоречивость, как цифровых данных, так и самих критериев религиозности. Признает, заметим, это и сам диссертант (С. 91, 93-97 и др.). Репрезентативные (пилотажные и мониторинговые) исследования, проводимые в Тюменской области учеными, в т.ч. кафедры социологии МИФУБа ТюмГУ, свидетельствуют о весьма сложной мировоззренческой картине самоидентификации (как и числе прихожан [5]).
Говоря о степени изученности темы на С. 5-7 (упоминание в Библиографии анализом не является), А.М. Капалин абсолютно проигнорировал ученых Тюменской области или приезжих социологов, изучавших данные процессы в Тюменской области, назвав лишь фамилию своего научного руководителя. Причина, полагаю, очевидна: в своих исследованиях М.Г. Агапов, Г.П. Выдрина, В.П. Клюева, М.Н. Ересько, М.М. Градусова, Н.Г. Хайруллина, А.В. Мальчевский, И.В. Бобров и мн. др. пришли к противоположным выводам. Так, некоторые из них считают только 2-3 % из опрошенных респондентов – истинно верующими (православный термин – воцерковленными). Кроме «глубоко верующих», есть и в Тюменской области: умеренно верующие, слабо верующие [6]. Кроме того, ученые обращают внимание, что существует в регионе немало атеистов (в т.ч. стихийных), но воспитанных на религиозных ценностях и часто на них повседневно ориентирующихся, но не относящих себя к верующим.
4. Утверждение А.М. Капалина: о православности 85,79 % населения Сибири в 1897 г. (С. 39) и о том, что это была «самой православной частью империи» расходится с данными энциклопедии Брокауза и Эфрона, где число «еретиков» в крае в 22 раза (!) превышало средние показатели по России. При тезисе соискателя о «укорененности» православия (С. 40) любопытно свидетельство очевидца – тобольского губернатора о специфике религиозности «православного» населения: «Принятие крестьянами баптизма и других сектантских учений, а также старообрядчества, я не могу назвать отпадением от православной церкви, так как большинство крестьян, особенно сибирского, только формально числится в ней. В лучшем случае крестьяне знакомы лишь с обрядами православной церкви, суеверно веря в спасительность самого обряда, безотносительно к внутреннему содержанию его» [7].
5. Неточность терминов и цитирования и даже, в ряде случаев, отсутствие ссылок – недостаток работы, который приводит к заблуждениям. Так, перечисляя на С. 6-7 исследователей, диссертант не дает историографического анализа их работ [8]. Приписываемые автором К. Марксу слова о религии как «опиуме для народа» принадлежат герою Ильфа и Петрова Остапу Бендеру. Подлинное выражение К. Маркса: «опиум народа» есть в работе «К критике гегелевской философии права. Введение». Администрации (С. 10) в Тюменской области нет, а есть Правительство. Архиепископ Киприан никогда не был летописцем (С. 38) [9], а ссылки №№ 24, 26 элементарно не соответствуют источнику. Почему, говоря о Социальной концепции РПЦ, А.М. Капалин ссылается не на первоисточник – Документ Архиерейского Собора, а на работу под редакцией М.П. Мчедлова (С. 61, 71)?
6. Цитируемые на С. 27-30 работы М.Е. Добрускина, Г.Е. Зборовского, Ю.Г. Волкова, В.И. Добренькова, Т.А. Чемикосовой и др. классифицируют социальные функции всех, а не только институтов РПЦ, и потому не стыкуются с соседствующим выводом А.М. Капалина: «Рассмотрев и обобщив предложенные современными российскими социологами подходы к определению функций религии в теоретическом анализе роли РПЦ в развитии российского общества» (С. 30). Роль РПЦ (что неоднократно подчеркивал и сам диссертант) отличается от роли других конфессий и, соответственно, общие подходы должны применяться с большим числом оговорок. Неоднократно перечисляя функции РПЦ (С. 10, 27-32, 150-151), диссертант не остановился ни на одной из особенностей функций, «функционирующих» в условиях Тюменской области.
7. А.М. Капалин не знает объема и соотношения понятий: религия, Церковь, православие, епархия, Православная Церковь, РПЦ, ТТЕ РПЦ. Дело в том, что православие в Тюменской области (включая округа) представлено (зарегистрировано официально) не только ТТЕ РПЦ, но и приходами Богородичного центра (Православной Церкви Божией Матери Державной) и Катакомбной Церкви Истинных Православных Христиан (стараго и новаго обрядов). Есть в регионе также приход Греко-Католической Церкви (униаты), где православные службы идут на украинском языке. К тому же существуют разрозненные группы старообрядцев и приход Русской Православной Церкви зарубежом. Поэтому никто не может присвоить право говорить о тождестве этих понятий. Доводы, что есть какое-то «неканоническое православие» (догматические споры оставим для богословов) неубедительны для светских ученых (а в данном качестве выступает сам А.М. Капалин) и верующих других деноминаций. Фактическое, а не декларируемое [10] отожествление понятий социальный институт религии, религиозный институт церкви, институт православия, институт РПЦ, институт ТТЕ РПЦ (С. 5, 9, 13, 14, 17, 18, 23, 24, 90, 116, 150 и др.) для светского научного исследования недопустимо (т.к. приводит к ошибочным выводам), как и использование внутриконфессионального понятия секта (С. 36, 125 и др.), вообще отсутствующего в российском законодательстве.
8. Диссертант не дает объяснения понятию институализации, отождествляет институциональные процессы с организационными. Неясно, о каких этапах институализации идет разговор (в России? В Сибири? Но разве в Сибири формировалась РПЦ?) Речь в диссертации, полагаем, идет не об институте, а об организационных формированиях, инфраструктуре. Вследствие понятийной неразберихи смешиваются не только процессы институализации религии, Церкви, православия, РПЦ, ТТЕ РПЦ, но и их функции (а они различны, хотя А.М. Капалин и полслова о том не сказал). Поэтому непонятно, что именно анализирует автор – все сразу или все как одно?
9. Более того, не зная терминологических различий (и не получив разъяснений в анкетах), респонденты были вынуждены отвечать на некорректные вопросы. Например, в таблице 33 поставлен вопрос: «В какой форме Вы готовы реализовать свои религиозные убеждения и ценности в повседневной жизни?», после чего А.М. Капалин приходит к выводу: «Среди православных и мусульман нет принципиальных различий в готовности принимать участие в общественной деятельности религиозных организаций» (С. 115), но у мусульман нет понятия храм! Якобы выявляя взаимосвязь между мнением респондентов о необходимости строительства в их населенном пункте православной церкви и их конфессиональной принадлежности, диссертант не обратил внимание на жизненную мудрость 60,9 % респондентов из числа «не разделяющих никакой религии», ответивших – необходимости нет, т.к. «уже имеется» (С. 127). Строить храмы надо там, где их нет!
10. Сделанный диссертантом вывод о том, что 47,3 % опрошенных считали одной из «первостепенных функций православной церкви в современном обществе» участие «в реабилитации от тоталитарных сект» (С. 120), ставит конкретные вопросы: какие религиозные объединения (в т.ч. зарегистрированные госорганами) отнесены автором анкеты к «сектам»?; в каком «правовом поле» есть суждение о принадлежности тех или иных объединений к «тоталитарным»? Если на светском «поле», то сразу возникает вопрос о недобросовестном отношении диссертанта к ответственному делу социсследования, поскольку в данном случае автор анкет навязал свою мировоззренческую позицию респондентам, а об объективности результатов и речи быть не может! Если же на конфессиональном «правовом» и, соответственно, понятийном «поле», то для светской науки те результаты не являются объективно-научными...
11. Есть в диссертации выводы по вопросам, ясным и без соцопросов. Например, «чем выше уровень религиозности респондента, тем больше вероятность того, что он сочтет необходимым строительство православной церкви в своем населенном пункте» (С. 127) или то, что религия и вера для «скорее неверующего, чем верующего» и «убежденного атеиста» в шкале жизненных ценностей равняются нулю (С. 133).
Утверждение, что «в современном обществе, несомненно, основной формой религиозной организации выступает именно церковь» (С. 18) говорит лишь о том, что А.М. Капалин забыл: у каждого гражданина РФ есть конституционное право открыто проповедовать и отстаивать свои религиозные взгляды. Поэтому нельзя «приватизировать» право других, не принадлежащих к РПЦ объединений, отрицая их право на институализацию помимо Церкви.
Тезис «Возрождение Православия способствует и возрождению традиционной русской культуры» (С. 34) свидетельствует о непонимании диссертантом реалий ХХI в., где между традиционной русской культурой и православием есть мировоззренческое и поведенческое различие. Поскольку А.М. Капалин защищает светскую, а не богословскую диссертацию, это непонимание оборачивается ошибкой и конфликтом с представителями иных взглядов: сторонники старообрядчества и славянского «неоязычества» также небезосновательно считают, что только они знают, что есть русская традиция.
12. Делая в Заключении на С. 148-149 вывод об утрате нравственных ценностей в ХХ в., А.М. Капалин допускает другую ошибку: нравственные ценности изменяются и трансформируются, на смену одним приходят иные: кто бы еще 30 лет назад в СССР предположил, что архиепископ может стать кандидатом светских наук, освещая вопросы жизни РПЦ в новых условиях, а у социума это не вызовет нравственных мук? Тем более что диссертант на С. 27 сам констатировал наличие других норм!
Привычны для некоторых верующих, но весьма спорны для светского обществоведения (философии, культурологии, педагогики и др.) публицистические суждения А.М. Капалина, не подтвержденные ссылками на фундаментальные исследования, о том, что: «...российскому обществу начала ХХI в. достались духовное оскуднение и упадок нравственности» (С. 43) или о том, что первопричиной падения численности населения является «фактор бездуховности народа» (С. 53) и «низкий духовно-нравственный уровень большей части населения» (С. 54). Не аргумент для такой оценки ссылка на резолюцию «Рождественских чтений» о том, что демографический кризис развивается на почве насаждения в обществе «стереотипов потребительского мировоззрения, попрания христианской морали с ее жертвенностью и устремленностью к высоким идеалам, забвения Бога и следования низменным инстинктам» (С. 55).
13. Слабость аргументации, безапелляционность и лозунговость характерна и в других случаях: «На протяжении последних шести столетий Россия была и остается опорой Православия в мире» (С. 37), тогда как РПЦ – лишь одна из полутора десятков автокефальных Православных Церквей, а Патриархи Московские никогда и не оспаривали место Вселенского Патриарха, и, соответственно, Константинопольской Церкви. Ислам в России, по мнению диссертанта, историческими корнями связан с татарской культурой (С. 35), т.о. отказав в данном праве башкирам, ногайцам, мусульманскому населению Северного Кавказа (ранее всех названных принявших эту религию).
14. В интерпретации А.М. Капалина «Модель "советской семьи" основывалась на идеологии, хотя и в этот период базовые ценности семьи не противоречили Православию» (С. 50), приводя эту словесную конструкцию к нелогичным выводам и соответствующим вопросам: разве православная религия не относится к сфере идеологии?; каким образом мусульманская семья в Узбекской ССР или семья иудеев в Еврейской АО соответствовали «базовым ценностям» православия? Признавая полиэтноконфессиональную пестроту населения России, автор на той же С. 50 задается вопросом: «Какая модель семьи имеет место в современном российском обществе и как она согласуется с православными представлениями о семье!», хотя ответ очевиден: моделей столько, сколько существует мировоззренческих позиций в современной семье!
15. Нет статистических данных, подтверждающих, что в «период послереволюционных репрессий» по Оби и Иртышу ссылали сотни тысяч людей, где «большая часть ссыльных, не выдержав суровых климатических условий и бесчеловечного отношения, погибла» (С. 52). Не оправдывая сталинизм, зададимся вопросом: какими источниками пользовался А.М. Капалин?, если Большая Тюменская энциклопедия приводит иные данные о числе депортированных и ссыльных, где максимальная численность – на 1 января 1953 г. – 68670 чел. [11]
Особо отметим проведенный диссертантом анализ современного состояния ТТЕ РПЦ, где «Показатели роста численности приходов и воскресных школ характеризуют процессы, свидетельствующие о возрождении приходской жизни и социальной деятельности Тобольско-Тюменской епархии» (С. 45). Численность никогда не может стать оценкой эффективности социальной деятельности, поскольку не может регламентироваться, а определяется общественным мнением и объективным научным анализом. Более того, на С. 67 и 68 соседствуют различные данные о числе учащихся воскресных школ одной епархии.
(продолжение здесь: http://golosa.info/node/3422)

Поделиться