В стране стабильность?

[img_assist|nid=2158|title=|desc=|link=node|align=left|width=100|height=79] Вот где настоящая-то борьба за социальную справедливость 26 января была - в Ингушетии. Со слезоточивым газом и коктейлями Молотова.
"Ещё за сутки до общенационального митинга, в пятницу, стало известно, что в Ингушетии введён особый режим контртеррористической операции. На территорию республики прорвались боевики, которые собираются вершить на завтрашнем митинге страшные дела. Заместитель прокурора республики Гелани Мержуев выступил в новостях и сообщил, что в связи с этим обстоятельством жителей просят без особой необходимости не покидать дома в субботу. А министр внутренних дел Ингушетии Муса Медов для закрепления материала, изложенного прокурором, сообщил, что власти незаконного митинга все равно не допустят. К тем, кто выйдет, примут жёсткие и решительные меры.

Все это министр в новостях говорит по-ингушски, и я из его речи поначалу могу понять только то, что рассказывает он о каком-то чрезвычайно уморительном событии: ему с трудом удаётся прогнать с лица улыбку.

— По-нашему он сейчас говорит: разгонять будем предельно жёстко, жестоко, — переводит мне министра Мухаммад Султыгов, имам исламского культурного центра Москвы. Мне кажется, что он достаточно близок к тексту.

Въезды в Назрань укреплены БТРами без номеров, в город пригласили мобильный отряд МВД. Приехал также ОМОН из сопредельных регионов, вплоть до Воронежской области.

Султан Хашагульгов, который собрался назавтра выходить на митинг с сыновьями, говорит:

— Я с Зязиковым дружу. Мне даже выгодно: я строитель, он мне подряды дает. Но не все деньгами померишь. Есть пределы.

У Султана в феврале похитили сына. А до этого – брата. И до этого много всего случалось, из-за чего он разлюбил действующего президента Зязикова.

Общенациональный митинг против произвола придумали в начале января. Формальным поводом для него послужило недовольство итогами декабрьских выборов: в Ингушетии явка, по официальным данным, была 98%. Понятно, что 99% всех пришедших на выборы отдали голоса «Единой России». Однако за декабрь собралось несколько десятков тысяч заявлений со всей республики о том, что люди в выборах участия не принимали. Эта акция называлась «Я не голосовал», и в ней приняли участие более 80 тысяч ингушей. На этой волне решили собирать митинг.

Но причины очередного выступления в Назрани все же не в выборах. В Ингушетии сейчас такое положение, что персональный состав Думы здесь мало кого волнует. Зато волнуют методичные похищения мужчин, уже даже подростков, всевластие силовиков, коррупция.

До самого последнего времени митинг анонсировался как разрешённый: организаторы попытались не только его санкционировать, но и придать ему как можно более дружественную окраску в контексте российских реалий.

Макшарип Аушев – один из авторов митинга – говорит мне накануне выступления:
— Нам здесь пресса затем, чтобы донести до федерального центра, что мы не против России выступаем. Мы сила, дружественная Кремлю. Мы идем в поддержку плана Путина.

Макшарип широко улыбается.

Султан Хашагульгов вторит:

— Разве президент Путин против порядка? Разве он поддерживает коррупцию? — у Султана в голосе появляются какие-то игривые нотки. Но он не шутит: уже даже плакаты заготовлены: «Мы за план Путина».

Ещё заготовлены бутылки с зажигательной смесью.

Утром в субботу на улице Чеченской собрались люди: женщин было немного, в основном мужчины, и очень много подростков. Многие отцы пришли с сыновьями. В десять часов колонна двинулась в сторону площади Согласия, где и было заявлено проведение митинга. По дороге растянули плакаты: «Россия и Ингушетия едины», «Требуем соблюдения закона в Ингушетии», «Долой коррупцию в Ингушетии». По дороге колонна разрасталась.

Мальчишки, забегая вперёд, собирали камни с обочины, выковыривая их из замёрзшей земли. Чем ближе подходили к площади Согласия, тем больше в колонне было людей с лицами, закрытыми шарфами или просто вымазанными грязью. Многие были с чёрными пакетами в руках. В пакетах звенело стекло.

На подходах к площади Согласия в марше было уже около двухсот человек. Площадь была оцеплена ОМОНом в масках. Выстроившись шеренгой, омоновцы держали перед собой щиты. В какой-то момент, когда митинг подошёл довольно близко к площади, эта шеренга двинулась вперёд и буквально смяла его. Мы с Данилой Гальперовичем (радио «Свобода») успели забежать в магазин, около которого развернулся бой.

Милиция пустила в ход дубинки, в ответ полетели бутылки с зажигательной смесью, камни. У них под ногами горела земля, многие стряхивали огонь с одежды, но не отступили, продолжали бить толпу, которая тоже не очень-то отступала.

Потом был взрыв, ещё взрыв. В воздухе повис какой-то едкий белый туман, трудно было дышать. Многие из милиции успели надеть противогазы. Митинг отступил, колонна ОМОНа вернулась на исходные позиции, чтобы перегруппироваться. И через несколько минут снова столкнулись. Опять камни, коктейли Молотова, белый газ.

Милиция отбила себе первую жертву: какого-то парня волоком дотащили до автозака и там начали успокаивать. Он лежал на земле, сжавшись, а его били втроём ногами и электрошокером. Он кричал, кажется, не обращаясь ни к кому конкретно, а ему ещё что-то отвечали. Через полчаса митинг отступил во дворы. Милиция группами бегом отправлялась с площади куда-то в глубину города. Послышались автоматные очереди.

Я позвонила знакомому, который тоже собирался присутствовать на митинге. В трубке была стрельба. Он кричал:

— Что мы сделали? Они даже не дали нам пройти на площадь! Даже не дали сказать…
Я знаю, что накануне вечером Беслан Костоев, уважаемый профессор из Москвы, готовил доклад о злоупотреблениях власти в Ингушетии, чтобы с ним выступить на митинге. Но Беслан Османович со своим конструктивным докладом на площади Согласия в этот день не предполагался.

Забрали Мухаммада Сул¬ты¬гова, имама из Москвы. Несмотря даже на то, что он хромой. (Его как-то в Назрани сбила машина ГИБДД. Мухаммад переходил дорогу, а тут как раз погоня. Перелом ноги в пяти местах. Даже не извинились. И сейчас опять не извинятся, наверное.)

Когда бой переместился с площади в другие кварталы, нас с коллегой Гальперовичем повязали на площади Согласия за попытку узнать у милицейского руководства, были ли пострадавшие со стороны милиции. Данила уже кричал в автозаке: «Да что ж вы делаете! Товарищ полковник, что же это? Вы же офицер!». А я ещё требовала, чтобы маленький усатый мент показал нам документы. Но усатый в какой-то момент потерял терпение и закричал на меня нецензурно, добавив в конце: «Пошла в машину, я тебе сказал». Для доходчивости ударил несколько раз по спине, запихивая в автобус.

Гальперовича ещё и ограбили: отобрали всю аппаратуру, документы, деньги.

В ГОВД, куда нас привезли, все стены украшены портретами Руслана Аушева. Генерал на этих фотографиях смотрит честно и строго. Он здесь, в милиции, похоже, Бог. Только не все соблюдают его заповеди. Хозяева кабинетов, украшенных портретами Руслана Султановича, говорят нам, что и сами бы рады жить по совести, но работа такая. Им всем не до нас. У них и без нас много задержанных, в основном молодёжь. Милицейские девушки обсуждали их судьбу:

— Жалко того парня, да?

— Очень жалко.

— Но он, видишь, говорят, один из самых ярых был…

Через два часа приехал заместитель прокурора республики Гелани Мержуев, который собрал всех журналистов в одной комнате и начал разъяснять ситуацию. «Я прошу понять нашу милицию, — говорил он. — Они неделю, можно сказать, не спали. У нас режим контртеррористической операции. Они же тоже люди».

Мержуев в другой обстановке, вероятно, даже вызывал бы симпатию: он быстрый и сверхъестественно весёлый. Как какой-то водевильный персонаж, ко всему происходящему он просит относиться не слишком серьезно: «Ну вы же понимаете…».

Мы с Данилой рассказываем, как нас били, а его вдобавок и ограбили. Гелани театрально изумляется:

— Да ну? Не может быть. Мы вам все вернём!

Скоро выясняется, что Данила Гальперович – не единственный ограбленный. У других журналистов тоже отняли добро.

Технику и документы Даниле, правда, потом вернули. И кошелёк. Без денег.

— А у вас что, там еще и деньги были? – удивленно поинтересовался зам прокурора.

Кажется, возмещать финансовые потери журналистов ему пришлось из своего кармана.

С приездом Мержуева с нас стали брать объяснения насчёт того, как мы очутились в милиции да и вообще в Назрани. Всех* развели по кабинетам, и мне достался кабинет с секретарями и прокурором Русланом Аушевым (это совсем не тот, на чьи портреты молится милиция). Прокурор Аушев попросил меня в письменной форме пояснить обстоятельства, при которых я попала в ГОВД, ответить, знала ли я о режиме КТО и имею ли претензии к прокуратуре. Я написала все, как было: как нас задерживали, как били, как ограбили Данилу. Милицейская девушка Мадина, прочитав мои объяснения, изменилась в лице:

— Ты что тут пишешь? Тебя об этом разве спрашивали? Руслан, дай еще бланк и выйди отсюда.

Прокурор оставляет чистый бланк, Мадина запирает дверь на ключ и вкрадчиво ко мне обращается:

— Слушай, ну тебе это надо? Тебя же сейчас не выпустят отсюда. Где вас били? Кто тебя бил? У вас же нет доказательной базы. По-человечески тебя прошу: напиши ты нормальную бумагу! Ты же тоже женщина!

Через 15 минут разговора Мадина уже срывается на крик.

А прокурору Мержуеву мое объяснение потом показалось вполне ничего. Он его приобщил.

Днем в ГОВД было больше десятка задержанных, не считая журналистов. К обеду выяснилось, что митингующие, отступая, подожгли гостиницу «Асса», горбольницу и редакцию старейшей ингушской газеты «Сердало». Очень скоро по городу разнеслась весть о том, что это провокации со стороны силовиков, и последовало требование организаторов митинга немедленно свернуть все выступление, чтобы себя не дискредитировать. Но в вечерних «Вестях» все же рассказали о том, как «национальные предатели», «враги ингушского народа, вдохновлённые деятелями «Другой России», в бессильной злобе, в своём стремлении насолить поднимающейся с колен республике сожгли несколько зданий в городе. «Другая Россия» — универсальный враг, подходящий, как ни странно, даже для Ингушетии. «Другая Россия» и Америка, как водится.

— Россия у нас одна, и другой нет, — сказал мне позже в беседе президент Мурат Зязиков. — Здесь живём, эту Россию поднимать будем. Зачем нам «Другая Россия»? Зачем нам вся эта грязь? Почему, когда в ноябре у нас тоже митинг был, президент Буш уже с утра на лужайке выступил с тем, как его беспокоит ситуация в Ингушетии. С чего бы ему нашей республикой интересоваться?

Мне кажется, Мурат Магометович ищет причины дестабилизации слишком далеко. Именно в республике есть сила, которая хочет как можно скорее освободить его от ноши президентства. По разным причинам. И ингушский народ, может так статься, из двух противостоящих сторон выберет совсем не президента Зязикова.

* В этот день в ГОВД Назрани были доставлены также корреспонденты «Эха Москвы», «5 канала», «РТР – «Вести». Кроме того, были задержаны сотрудники «Мемориала» Екатерина Сокирянская и Тимур Акиев, прибывшие на помощь журналистам.

(Продолжение следует)

Ольга Боброва
Назрань – Магас
28.01.2008"
http://www.novayagazeta.ru/data/2008/06/02.html