Секретная наука и самозарождающаяся публика: третье заседание суда по делу Андрея Кутузова

Сегодняшнее (20 января) заседание суда по делу Андрея Кутузова напоминало магический театр абсурда ещё больше, чем предыдущие заседания. Зрители могли наблюдать невидимок и вампиров, а также приобщиться к сокровищам великой науки, таящейся за дверями ФСБ России. Но обо всём по порядку.
Публика, наученная горьким опытом предыдущих серий, пришла в суд ровно к девяти — как раз, когда открываются его двери. Зашли внутрь, подошли к залу заседаний. Зал заперт, рядом стоят приставы, говорят - «закрыто, откроем ближе к 10, тогда и зайдёте». Ну хорошо, подумала публика и осталась сидеть, смотреть, не подойдут ли опять подставные статисты. Время идёт, статисты всё не подходят. Уже и обвиняемый подъехал, и адвокат, и журналисты — полный коридор в мировом суде. Неужели, думаем мы все, загадочные хозяева «статистов» одумались и решили больше не выставлять себя на посмешище?
Но вот примерно без 15 десять приставы отпирают дверь зала заседаний. Публика заходит туда и видит уже знакомое зрелище: в зале широко развалившись сидят молодые люди и женщины в количестве девяти человек. На вопросы отвечать отказываются, когда их фотографируют, закрывают лица (правда, быстро поняли, что бесполезно).
Как эта «публика» могла оказаться в зале заседаний до того, как приставы официально открыли его для посетителей? Если отбросить предположение о том, что эти люди там самозародились, подобно мухам и червям в средневековых представлениях о биологии, то остаётся только один вариант — их запустили в зал ещё до начала работы мирового суда, до 9 часов, а затем заперли, чтобы не допустить настоящую публику. Высказывалась также гипотеза о том, что этих несчастных людей оставили в зале ещё с вечера ночевать. В общем, любое из этих предположений подразумевает нарушение законов и инструкций либо приставами, либо помощниками судьи, либо самой судьёй. Иного быть не может.

На местах сзади - "самозародившаяся" подставная публика

Пока настоящая публика выясняла у подставной обстоятельства её появления в зале, адвокат решил задать эти же вопросы судье Гариповой, пока та ещё находилась в своём кабинете. Судья Гарипова, услышав о загадочных людях, сообщила (внимание!): «Такого быть не может, этих людей там нет». По идее, после этого реальная публика могла бы просто садиться прямо на этих «несуществующих людей», ведь слово судьи крепче стали, и раз судья сказала, что никого в зале до его открытия быть не могло — значит, у всех просто коллективные галлюцинации, а галлюцинации нужно игнорировать. Но у приставов, видимо, тоже были галлюцинации и они впустили в зал только тех, кто уместился на скамейки, оставшиеся свободными от людей-призраков. В результате зал опять был лишь наполовину заполнен реальной публикой.

Приставы не пускают в зал реальную публику

Как только вошла судья Гарипова и началось судебное заседание, адвокат Ладин заявил ходатайство о том, чтобы прервать судебное заседание и обеспечить равный доступ для всей публики. Кроме того, защита ходатайствовала о проверке всех присутствующих в зале по журналу регистрации. Вполне логично: люди появились в зале непонятно откуда, кто они — неизвестно, какова цель — тоже. Получается что и угроза безопасности от них (проходили ли они через рамку металлоискателя или нет — неведомо) и нарушение принципа публичности судебного заседания (какая тут публичность, когда есть некая VIP-публика, которой позволено занимать места ещё до официального открытия суда).

Александр Черепанов (слева) и представители подставной публики (справа). Один закрывает лицо.

Однако, судья Гарипова продолжила настаивать на том, что «статисты» являются коллективной галлюцинацией и заявила, что никакой угрозы безопасности присутствующим она не видит, никаких нарушений, по её мнению, нет. Государственный обвинитель её поддержал, и судья ходатайство защиты отклонила. Так что «статисты»-галлюцинации остались в зале. Естественно, по этому поводу вновь будут поданы заявления во все возможные ответственные органы.

Ещё четверо подставных (мужчина справа к ним не относится)

Но тем временем, процесс продолжился. У стороны обвинения оставались ещё три свидетеля, не явившихся на предыдущие заседания: Роман Малыгин (чиновник из горадминистрации, отвечающий за митинги), Андрей Селезнёв (на митинге 30 октября 2009 года был видеооператором от пресс-центра ГУВД) и Вади Постников (тюменский правозащитник, был одним из организаторов того самого митинга). Селезнёв явился лично, показания Постникова и Малыгина, данные на предварительном следствии заслушали с бумаги.
Как и на прошлом заседании, свидетели, которые формально «принадлежат» обвинению, фактически высказались в защиту Кутузова. Например, Селезнёв сообщил, что никаких экстремистских высказываний на митинге не слышал, а какие там раздавались листовки, он вообще не помнит и не знает. То же самое сказано в показаниях Малыгина, который был на митинге в качестве наблюдающего за порядком от горадминистрации. В показаниях обоих свидетелей однозначно утверждается, что митинг прошёл без эксцессов.

Затем начались сюрпризы. Молодой прокурор (старший Копеко сегодня куда-то пропал) заявил, что в город из Екатеринбурга были доставлены эксперты обвинения: Светлана Мочалова (свердловское управление ФСБ, лингвистическая и автороведческая экспертиза текста листовки), Ирина Цебренко (свердловское управление ФСБ, техническая экспертиза по принтеру) и Ольга Усова (региональный центр судебной экспертизы Минюста РФ, психологическая часть психолингвистической экспертизы текста листовки). Тут стоит сделать небольшое пояснение: изначально обвинение вообще не планировало вызывать своих экспертов в суд. Этого попросила защита на одном из предыдущих заседаний, мотивировав это тем, что к экспертам есть некоторые вопросы. Обвинение сначала было против, потом судья сказала, что выдаст повестки и пусть защита самостоятельно доставляет эти повестки в Екатеринбург. Соответственно, Андрей Кутузов и его адвокат ждали этого, предполагая, что им будет известно о дне допроса экспертов заранее.
Но, видимо, обвинение решило перехитрить защиту и привезти экспертов в суд самостоятельно, без предупреждения, чтобы защита не подготовилась к их допросу. В какой-то степени им это удалось: защита была вынуждена задавать вопросы экспертам без предварительного плана. Однако, огрехи в экспертизах настолько значительны и очевидны, что это не оказало существенного влияния на процесс — в целом, были заданы все вопросы, которые нужно было задать.

Первой была вызвана Светлана Мочалова — эксперт-лингвист криминалистической лаборатории РУ ФСБ по Свердловской области. Мочалова закончила УрГУ по специальности «Филолог. Преподаватель филологии», а затем проходила курсы криминальных экспертов при ФСБ. Учёной степени нет. Она хорошо известна в Екатеринбурге, поскольку часто появляется на процессах по «экстремистским» делам с неизменно «обвинительной» экспертизой.
По делу Кутузова Мочалова проводила лингвистическую экспертизу, в которой пришла к выводу, что в тексте инкриминируемой листовки «содержится информация экстремистского характера, призывающая к насильственным действия в отношении сотрудников власти и направленная на возбуждение социальной розни». Кроме того, она проводила автороведческую экспертизу, в которой сравнивала авторство листовок «Ментов к стенке» и «Пушкин тоже экстремист» и определяла возможные характеристики их автора.

Защита обратила внимание суда на несколько нарушений в первой экспертизе. Во-первых, Мочалова является штатной сотрудницей ФСБ России, так же, как и следователь Сухарев, который вёл дело Кутузова. Этим грубо нарушается требование закона о независимости экспертизы. Во-вторых, в экспертизе содержится упоминание того, что листовка разжигает рознь по отношению к социальной группе «милиция», при этом не приведено даже определение термина «социальная группа». Более того, Мочалова вообще не социолог и вряд ли может решать, что является социальной группой, а что нет. Эксперт на суде показала учебник по социологии знаменитого своей консервативностью и замшелостью декана соцфака МГУ Добренькова, в котором сказано, что милиция социальной группой является. Непонятно только, почему был выбрана именно эта точка зрения, ведь известно, что в других социологических школах (например, Нижегородской) ни милиция ни вообще органы власти социальной группой не признаются. То есть, это вопрос дискуссионный и эксперт Мочалова вышла тут за пределы своей компетенции. Точно так же вышла она за пределы своей компетенции как лингвиста, когда заявила в выводах, что текст содержит информацию «экстремистского характера». Даже по существующему репрессивному «антиэкстремистскому» законодательству, определять наличие или отсутствие экстремизма всё же должен суд, а не эксперты. А тут Мочалова фактически подменяет собой судью. В ответ на это замечание Мочалова лишь несколько раз повторила «Я эксперт-криминалист ФСБ России, имею соответствующее образование и предупреждена об уголовной ответственности».
Но самое интересное началось, когда защита спросила Мочалову о лингвистических методиках, использованных в ходе экспертизы. Эксперт не смогла назвать ни одной использованной методики, сославшись на то, что все они разработаны в Институте криминалистики ФСБ России и имеют гриф ДСП («Для служебного пользования»). Получить их простой смертный может, только направив туда специальный запрос, и то не факт, что его удовлетворят (даже, скорее всего, не удовлетворят). Естественно, это грубо нарушает законодательство об экспертизе, в котором чётко сказано, что судебные экспертизы должны «основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных». То есть, экспертиза должна позволять независимую проверку, быть верифицируемой. Здесь же ни о какой возможности проверки речь не идёт — методики недоступны. Так можно обвинить в экстремизме хоть судью Гарипову, сославшись на некие секретные методики выявления в тексте «информации экстремистского характера».

Перешли ко второй «мочаловской» экспертизе. В ней Светлана Анатольевна пришла к выводу, что у листовок «Ментов к стенке» и «Пушкин тоже экстремист» (вторая действительно раздавалась на митинге) один автор, и этот автор - «мужчина 25-30 лет с высшим гуманитарным образованием, навыками публицистической речи, русский, работающий в сфере, связанной с преподаванием или журналистикой». Естественно, методики, посредством которых Мочалова пришла к таким точным выводам о личности автора текстов, тоже оказались засекреченными разработками Института криминалистики ФСБ.
Из текста экспертизы можно только понять, что пол автора Мочалова определила по следующим признакам:
- общественно-политическая тематика
- выступление от имени группы лиц
- наличие чёткой логической структуры текста
- последовательность и конкретность изложения
- использование лексико-семантических парадигм со значением «борьба».

Получается, что Мочалова отказывает представителям собственного пола в способности логично и последовательно излагать факты, а также выступать на общественно-политическую тематику. Неужели таковы инструкции Института криминалистики ФСБ России?
Интересен также способ определения возраста автора текста. По мнению Мочаловой, тексты со следующими характеристиками мог написать только человек в возрасте 25-30 лет:
- сфера интересов, связанная с активной деятельностью
- чёткость, аргументированность изложения
- сформировавшиеся навыки владения публицистическим cтилем речи

На вопрос «неужели люди после 30 прекращают писать что-либо об активной деятельности?» Мочалова ответила, что «после 30 люди скорее пишут на производственную тематику». Что называется, тут не знаешь — смеяться или плакать.
Кстати, защита предлагала пригласить в зал суда своего специалиста — кандидата филологических наук (в отличие от «неостепенённой» Мочаловой), который ждал в коридоре. Этот специалист сделал профессиональный отзыв о несостоятельности мочаловской автороведческой экспертизы и тоже жаждал задать этому «исследователю» вопросы. Прокурор яростно встал на защиту Мочаловой и, видимо, стремясь оградить её от ненужных волнений, высказалось резко против приглашения в зал другого специалиста. Судья согласилась с обвинением и отвергла ходатайство защиты. Таким образом, публика была лишена возможности лицезреть сцену «Мочалова отвечает на замечания независимого специалиста». Этот специалист будет допрошен позже.
А пока его заменял Андрей Кутузов (сам кандидат филологических наук) и адвокат Ладин, который, как он сам говорит, «за время следствия уже стал разбираться в лингвистике». Они продолжили допрос Мочаловой. В своей автороведческой экспертизе она сделала однозначный вывод о том, что листовки «Пушкин тоже экстремист» и «Менты к стенке» написаны одним автором — по «выявленному комплексу совпадающих признаков при отсутствии значимых различий». В экспертизе приводится табличка, где жирным выделены совпадающие в текстах фрагменты — это и есть, видимо «совпадающие признаки». Кроме того, в текстах сходная тематика. На основании этого Мочалова заключает, что их написал один автор. Более того, по мнению Мочаловой в текстах сходные требования! Напомним, что в листовке «Пушкин тоже экстремист» содержатся требования расформировать центры Э, удалить из законов понятие «экстремизм», отменить закон №114 и соблюдать права граждан на свободу слова, собраний и печати. В листовке «Ментов к стенке», которую защита считает не принадлежащей Кутузову, эти требования дополнены пунктом, который звучит так:
«В случае невыполнения требования, призываем всю сознательную молодежь города, участников социальных движений, оппозиционных структур использовать любые методы борьбы с кучкой ментов из тюменского центра «Э»: устраивать акции прямого действия – закидывать камнями и разрисовывать здание Центра «Э», разбивать стекла машин, устраивать флэшмобы и пр»
С точки зрения Мочаловой, в требованиях типа «расформировать центры Э, удалить из законов понятие экстремизм» и в призывах закидывать камнями здания и разбивать стёкла машин «нет значимых различий». На другие различия в текстах исследуемых листовок Мочалова в своей экспертизе тоже не обращает ни малейшего внимания — только на совпадающие фрагменты. В связи с этим интересно её сравнить с исследование кандидата филологических наук Михальковой, которое было представлено суду на прошлом заседании. Михалькова объективно сравнила тексты, выявила объём сходных и различных фрагментов и проанализировала их характер, то есть, выполнила полноценное автороведческое исследование. Мочалова же просто сделала вывод о единстве автора на том основании, что часть текстов совпадает. Вывод, очень полезный для следствия, надо сказать.

Продолжилось заседание допросом Ольги Усовой, эксперта-психолога регионального центра судебной экспертизы Минюста РФ (также Екатеринбург). Усова вместе с Архаровой (не явившейся на суд) делала первое психолингвистическое исследование текста листовки «Ментов к стенке». Собственно, единственный вывод самой Усовой — это то, что листовка эта «может сформировать у читателей побудительные мотивы к противоправной деятельности».
После твердокаменных чекистских секретов Мочаловой Усова сначала произвела хорошее впечатление в том смысле, что она вела себя всё же как учёный, а не как Штирлиц. Но научная деятельность Усовой обладает некоторыми, скажем так, странными характеристиками.
Андрея Кутузова, как учёного, заинтересовали инструменты, которые Усова использовала в своей экспертизе. Она пользовалась программами Statistica и «Словодел». К широко используемой «Статистике» вопросов не возникло, а вот «Словодел» - вещь загадочная. Эту программа можно найти в Интернете лишь в одном месте — на сайте www.vedium.ru, где также рекламируется «научная защита от вампиризма и порчи» и «чудеса, созданные по последнему слову науки». Сообщается на нём также, что «в связи с большой занятостью доктора наук Черепановой и высокой энергоёмкостью метода количество Чудес ограничено». Там же делают и «Словодел» - по словам его авторов, «единственную в мире профессиональную компьютерную лингвистическую программу». Да, единственную, именно так они считают. При помощи этой программы эксперт Усова определила, что в тексте листовки «смысловые цепочки формируют отрицательное семантическое поле негативного бессознательного (25% попадания)». Кроме того, некоторые слова, по мнению Усовой, вызывают в людях определённые «вибрации». Которые, видимо, и определяет загадочная программа «Словодел».
Защита спросила, как сама Усова относится к тому, что авторы используемой ею программы предлагают «научную защиту от вампиризма и порчи» и не кажется ли ей, что использовать программы от таких авторов в научных исследованиях несколько опрометчиво. Усова ответила, что у неё нет оснований не доверять авторам программы и вообще «у каждого своё мировоззрение». То есть, эксперт-психолог обвинения считает нормальным для учёного предлагать посетителям своего сайта «положить под подушку два сваренных вкрутую яйца, чтобы определить свою негативную энергетику».
В своих ответах на вопросы защиты Усова многократно сбивалась на какое-то морализаторство в духе «вы должны отвечать за свои слова» и «я ведь тут не просто так, я осознаю ответственность». Под конец она заявила, что «Центр Э следит за чистотой информационного поля коллективного бессознательного».

На этом допрос Усовой закончился и в зал вызвали второго эксперта от свердловского ФСБ — Ирину Цебренко. Она исследовала изъятый у Кутузова принтер, картридж из него и листовки из дела. После этого она заключила, что листовки напечатаны на изъятом принтере. Сделала она это посредством «метода электростатического анализа», который, впрочем, тоже не опубликован, по её словам, ни в одном открытом источнике, а доступен только по запросу в Институт криминалистики ФСБ России. Вообще, складывается ощущение, что в ФСБ есть какая-то своя наука, закрытая от посторонних и существующая совершенно независимо от обычной научной мысли. «У нас есть такие приборы, но мы вам о них не расскажем...»
Защита вновь обратила внимание суда на нарушение принципов независимости экспертизы и верифицируемости её результатов, а затем задала эксперту вопрос: как так получилось, что в исследовательской части экспертизы сказано, что листовки вероятно изготовлены на том же принтере, а в выводах уже уверенно говорится «точно на том же».
Цебренко пояснила следующее. Сначала она провела исследование «следов бумагопротяжного механизма» на листовках и на контрольном отпечатке изъятого принтера. По её мнению (подтверждённому секретными методиками ФСБ, разумеется), у каждого принтера имеется индивидуальный след бумагопротяжного механизма, по которому его однозначно можно опознать. Тем не менее, сначала эксперт был всё же не уверен. Но затем, когда она выявила, что листовки напечатаны тонером той же марки, что был в изъятом принтере, её предположения переросли в уверенность.
Защита возразила, что стандартный тонер для принтеров HP LaserJet m1120 продаётся в магазинах в огромных количествах и используется далеко не только в принтере подсудимого. Что же касается «следов бумагопротяжного механизма», то есть большие вопросы к этой методике. Совершенно непонятно, каким образом было доказано, что следы у каждого принтера (а не у каждой модели принтеров!) индивидуальные. Непонятно, каким образом эксперт определяла «схожесть» следов на контрольном отпечатке и на исследуемых листовках: на глаз или по каким-то количественным параметрам. На прямой вопрос эксперт пояснила, что в секретных методиках никаких количественных параметров нет. Видимо, отпечатки всё же просто сравнивались «на глаз» - похоже-непохоже.
Добавим кроме того, что даже не учитывая эти странности экспертизы, совершенно понятно, что за те месяцы, что принтер Кутузова находился в распоряжении ФСБ, на нём можно было отпечатать не то что десять нужных листовок, а и полное собрание сочинений Гитлера вместе со всеми возможными государственными тайнами РФ.

На этом в суде объявили перерыв до 10 часов 27 января.

В заключение, добавим. Вот эксперт обвинения Усова считает, что у 25% читателей листовки возникнет «побуждение к противоправной деятельности». Интересно, сколько человек из наблюдающих этот абсурдный процесс уже почувствовали негативное отношение к суду, прокуратуре, ФСБ, милиции, центру судебной экспертизы Минюста РФ и так далее? И всё это заслуга не «экстремиста» Кутузова, а следователя Сухарева и его экспертов. Ну и конечно, их начальников.

Аудиозапись заседания, часть 1
Аудиозапись заседания, часть 2